Ты  - Кэролайн Кепнес

Солнце уже всходит. Ждать осталось недолго. Скоро появится Пич. Одна.

Кейденс здесь понравилось бы. Последний раз я встречал рассвет на пляже именно с ней. Конечно, сейчас не лучшее время вспоминать ее, но я ничего не могу с собой поделать. Мы тогда сидели на Брайтон-Бич, и чем выше поднималось солнце, тем настойчивей Кейденс пыталась со мной порвать. Я попросил ее проводить меня до воды. Она согласилась. И это было очень жестоко. Более добрая девушка на ее месте отказалась бы и оставила меня рыдать в одиночестве, но она хотела видеть мои страдания, мои слезы… За что и поплатилась.

– Я ухожу от тебя.

Ну так давай, шуруй отсюда, сучка. Прочь!

Не моя вина, что Кейденс пошла со мной. Не моя вина, что я схватил и повалил ее, и держал под водой, пока она не затихла. Кейденс сама хотела этого, иначе ушла бы. Она знала, что убивает меня, а я не из тех, кто сдается без боя.

И я не виню Пич за ее ничтожность, как не винил Кейденс за желание освободиться от семьи. Неблагодарность – большой грех. Стыдно пренебрегать тем, что имеешь, ради того, чего у тебя нет. Пич не ценит доставшиеся ей по праву рождения земные блага, не ценит этот загородный дом в тихом месте, где самая большая угроза – песни Тейлор Свифт; вот и Кейденс не ценила свой чудесный голос, свой талант.

Времени остается совсем мало. Спускаюсь к воде. Мне нравится наблюдать за тем, как набегающие волны смывают мои следы. Вспоминается притча из школьной программы – о человеке, который брел по пляжу вместе с Иисусом и заметил, что временами на песке остается всего один след. Он спросил, почему Бог оставлял его, когда был больше всего нужен. И Иисус ответил, что в те моменты нес его на плечах. Мне же казалось, что было ровным счетом наоборот и это человек тащил Бога, как кришнаит несет свой тамбурин или еврейский мальчик, прошедший обряд бар-мицвы, – Тору. Сложно представить Иисуса Христа катающим на закорках всяких уродов. А я сейчас вообще иду, не оставляя следов. Выкусили?! Да, я немного раздражен – признаю́. Но это из-за голода. Пересекаю настил, устроенный какими-то идиотами, которых, видимо, чем-то не устроил мягкий белый песок на пляже.

Наконец появляется Пич, пока только яркая красная точка на горизонте. Разогревается, растягивается и начинает пробежку. С каждым мгновением я слышу ее все четче: ее дыхание, голос Элтона Джона в наушниках. Она проносится мимо. Я выскакиваю из землянки, как черт из табакерки, и следую за ней. Она не слышит. И ничего не боится. Хватаю ее за волосы, заваливаю и сажусь сверху. Ее губы в песке. Элтон Джон стонет: «Восседаешь словно принцесса на своем электрическом стуле». Я достаю из кармана камень.

Рывком она оборачивается. Какие же у нее прекрасные глаза. Не замечал. Узнает меня и шипит:

– Ты…

Голос Элтона заглушает шум волн. «И я больше не слышу тебя, мы все тут сходим с ума, мои друзья катаются по полу от смеха в подвале». Опускаю камень ей на голову. Кончено. Переворачиваю тело. Меня трясет. Пич покоится с миром. А что же я? Элтон подсказывает: «Я у тебя на крючке, слышишь? Ты почти связала меня по рукам и ногам». Я и вправду чувствую себя в западне, один на один с холодным, тяжелым телом. Кажется, что Элтон поет громче, или просто Пич стала тише. А вдруг ты решишь выйти на пробежку? Или офицер Нико решит проведать пляж? Надо действовать быстро. Нагружаю ее карманы камнями. Карманов много, поэтому приходится сделать несколько ходок. Элтон утверждает, что «все шло к тому, чтобы я, не зная броду, полез в эту воду».

Закрываю глаза и вижу распахнутые зрачки Кейденс в мутной воде. Открываю глаза и вытаскиваю телефон у Пич из нарукавника. Затыкаю наконец Элтона, который грозится, что «они приедут утром, чтобы отвезти меня домой». Не приедут. Поднимаю тело и тащу его к воде. Кейденс была почти голая, в коротеньком черном платье поверх бикини. Тогда стояла жара. И нет ничего удивительного, что она, забыв об осторожности, вошла в воду. Случается, пьяные девушки тонут… Теперь зима. Печальные девушки входят в воду, чтобы покончить с жизнью. Случается.

Я опускаю Пич Сэлинджер. Волны Литтл-Комптона нежно принимают ее тело точно так же, как океан у Брайтон-Бич принял Кейденс.

Открываю почту и пишу тебе письмо с аккаунта Пич. Слова приходят сами.

«Бек, я ухожу. На пробежке мне показалось, будто рядом следует Вирджиния Вулф. Она говорила: “Неприятно, когда тебя выставляют, но гораздо хуже, если держат взаперти”[17]. Это правда. А еще хуже быть запертым в ожидании того, кто не собирается приходить.

Отдыхай. Люблю тебя, Бекусик.

Прощай,

Пич».

* * *

Перед отъездом я решил тебя проведать. Ты слушаешь Боуи, танцуешь, меряешь наряды Пич в гостиной, звонишь Линн, Чане и матери и объедаешься деликатесами. Ты счастлива. Повторяешь матери то же самое, что минутой назад говорила Чане, а потом Линн: «Я тут ни при чем. Пич уехала. Если б у меня были деньги, я бы тоже свалила. Думаю, она немного не в себе. Мне показалось, она даже обрадовалась новости о смерти Бенджи».

Линн спрашивает про меня. Вот умничка!

– Забудь Бенджи. Его смерть ничего не меняет, ведь при жизни он вел себя как подонок. Ты звонила Джо?

– Нет, но очень хочу.

Это я и мечтал услышать! Теперь можно спокойно ехать.

Возвращаюсь по пустынной улице в город. Парни в автомастерской – сама приветливость. Я боялся, что Нико заинтересуется, почему я так и не появился, и начнет розыски. Но достаток делает людей доверчивыми. Мой верный зверь возвращен к жизни и готов мчать меня обратно в Нью-Йорк. Ремонт обошелся в четыре сотни баков, и я рад, что подготовился заранее. Я не ждал ничего хорошего от Новой Англии, поэтому взял аванс, перед тем как выдвинуться. На дорогах пусто, а в телефоне у Пич полно хорошей музыки. Похоже, Новая Англия наконец-то развернулась ко мне лицом.

* * *

Уже у самого дома я вспоминаю, что оставил свой генетический материал в шкафу спальни. Бью по тормозам. Затем, поразмыслив, понимаю, что тревожиться не о чем. Богачи с кучей недвижимости нередко дают ключи посторонним: горничным, плотникам, дизайнерам интерьеров. Никто не обратит внимания на кружку с высохшей мочой. Господь позаботится обо мне после всего хорошего, что я совершил. Ради тебя, Бек.

Залезаю в «Твиттер» – ты тоже на пути к дому. Я не тороплюсь. Понимаю, тебе нужно время, чтобы открыться мне – лепесток за лепестком, как цветок навстречу весне. Рано или поздно это произойдет. Теперь отвлекать тебя некому. Ты свободна. Без мертвой хватки Пич ты расцветешь. А богатая стерва пусть покоится с миром. Когда дыхание новой весны коснется тебя, ты вспомнишь магазин или конную повозку и поймешь, что изнываешь от желания. И позвонишь мне, своему Джо.

Мой телефон не сломан. Последние несколько дней я регулярно звоню на него с рабочего, чтобы проверить. Всё в порядке. Ты в Нью-Йорке, жива и здорова. Пишешь друзьям, постишь всякую фигню в «Твиттере».